О Тулуз-Лотреке и его увлечении ночным, веселящимся Парижем, героинями кабаре и всевозможных шоу — в главе «Отражения». А сейчас хочется вспомнить фильм «Мулен Руж». Эту фантастическую киносказку, где канкан предстает во всем нереальном великолепии. Нет ни грязи, ни пота, ни пошлости. А белоснежно-пенное кружево, черные смокинги, взлетающие вверх ноги и танец, в котором хочется забыться, уйти от реальной жизни.
Что касается Тулуз-Лотрека, других богемных поклонников канканной жизни, то тут все ясно. Но кто бы мог представить, что в канкане отметится и советский лидер Никита Хрущев.
В 1959 году во время официального визита Хрущева в США советскому лидеру стремились показать все прелести американского образа жизни. Однажды его повели на экскурсию в Голливуд, где снимали фильм «Канкан» с Фрэнком Синатрой, Ширли Маклейн и Джулиет Прауз. Если Синатра и Маклейн были уже признанными звездами, то Прауз только начинала свой путь в искусстве. Она исполнила перед Никитой Сергеевичем искрометный канкан. А чуть позже, отвечая на вопросы журналистов по поводу увиденного, Никита Сергеевич искренно признался, что канкан — аморальное зрелище и что в человеке более всего привлекает лицо, а не другие части тела. Высказывание Хрущева обошло все газеты, и Прауз мгновенно стала знаменитостью. Вспоминая об этом эпизоде, она признавалась, что была удивлена ответу Хрущева, так как, по ее словам, во время ее танца, он все время улыбался. Впрочем, добавляла Прауз, надо признать, что «канкан — это все-таки... не совсем "Лебединое озеро"».
Все-таки или не все-таки, а народная популярность канкана оказалась на редкость короткой, всего каких-то лет пятьдесят. В десятые годы XX века другие танцы-кумиры (танго, фокстрот, степ, кекуок...) начинают кружить головы в самых продвинутых столицах мира. А канкан обрастает излишней роскошью и многозначительностью, слишком много перьев и блесток, и никакой искренности. Он навсегда поселяется в оперетте и мюзик-холле без каких-либо попыток вернуться в народные праздники.
Но порой и сегодня канкан может поразить своей бурной энергией. В нем вдруг вспыхнет тот эротический блеск, что завораживал когда-то парижское простонародье.
Всё замирает, звучит бравурная мелодия, и на зрителя в бешеном галопе движется армия роскошных девиц. Они вздымают юбки, поднимают ноги выше головы и так визжат, будто за ними гонится полк солдат, которые хотят, так же как и они, немножко оттянуться, выпустить пар в этом незатейливом грубом танце.
И кто бы мог подумать, что «френч канкан» с визгом, гиком, сумасшествием ног, бурлением юбок и кружев потрясет оплот академизма — Большой театр. Это случилось сравнительно недавно, когда здесь шли «Балеты Леонида Мясина». Из трех балетов Мясина, показанных в Большом, наибольшее впечатление произвело «Парижское веселье» на музыку Жака Оффенбаха. Самое удивительное, что, как и когда-то, давным-давно, канкан снова не на шутку растревожил зрителей. Одни возмущенно говорили, как это можно — такая пошлость, такое торжество обнаженной плоти на сцене Большого, другие с восторгом приняли этот незамысловатый, но кипящий, как шампанское, танец. Значит, не умер канкан, раз так возбуждает и тревожит!
