А пока поговорим чуть-чуть о постигшей СССР в конце 60-х гг. тангомании. Как охарактеризовать ее? Большинство профессиональных эстрадных композиторов «ностальгировало». Преобладали песни, в которых, по меткому определению Г. Скороходова, «атрибуты старины стали поводом для лирических раздумий и воспоминаний об утраченном времени». Случались и приятные исключения. Достаточно назвать «Яблони в цвету» Евгения Мартынова или «А мне не надо от тебя» Владимира Мигули, позже появился «Печали свет» Д. Тухманова — Л. Рубальской. Но были и неожиданности иного рода.
Эдуард Савельевич Колмановский написал «Старинное танго» на стихи Евгения Евтушенко, которое напел для пластинок Иосиф Кобзон. В тексте содержались реминисценции танго «Тайна» В. Сидорова, впервые прозвучавшего еще в 1939 году в утесовском эстрадном обозрении «Много шума из тишины». «Тайна» давно запомнилась и полюбилась широкой аудитории, к тому же Сидоров вошел в историю песней-фокстротом «Дружба» («Давай пожмем друг другу руки»). Удивительно, что танго Колмановского, недвусмысленно отсылая слушателя к «Тайне» Сидорова-Утесова, цитировало в музыке отнюдь не Сидорова, а песню Фрэнка Синатры «I'm fool to love you». Но, видимо, всему есть свое объяснение. Я уже говорил о магнетизме романса Н. Зубова «Не уходи», заставлявшем разных композиторов, включая того же Колмановского, использовать топос этого бестселлера царской России. Свинговый стандарт «I'm fool to love you» через двадцать лет после Колмановского будет цитировать Игорь Крутой в джазовом шлягере «Бархатный сезон». Приведу другой любопытный пример, наверное, из разряда схожих решений: Геннадий Гладков в саундтреке телесериала «Двенадцать стульев» (песню исполнял Андрей Миронов) обратился к танго «Ревность» Я. Гаде в качестве интонационного образца. В вальсе «Бабочкина снегу» Раймонда Паулса слышится не только Шопен (см. интродукцию), но и другая нетленка — танго Астора Пьяццоллы «Invierno porteno», датируемое 1970 годом. К сожалению, я не в курсе, когда классик латышской эстрады написал свой вальс и был ли он тогда уже знаком с творчеством великого аргентинца. Если вальс появился в 50-60-х гг., что вполне возможно (есть смысл судить по высказываниям самого Паулса («старая вещь») и характеру его тогдашнего творчества), то он никак не мог быть навеян «пьяццоловскими впечатлениями». Ну что же, тем лучше, тем ценее, тем замечательнее перекличка.
Остальные композиторы оставались на почве отечественных реалий. Знойный шлягер «Помоги мне» Александра Зацепина (фильм «Бриллиантовая рука«, пела Аида Ведищева) перекликается с «Ожиданием» («Но снова ты ко мне вернулась») Оскара Строка, Григорий Пономаренко первую же фразу своего танго на стихи Сергея Есенина «Пускай ты выпита другим» размещал в русле цитаты строковских «Черных глаз». Часто утех или иных авторов в качестве интермеццо всходило «Утомленное солнце».
Новые танго, особенно написанные для кино- и телефильмов, должны были обнажать либо романтические, либо авантюрные черты экранных героев.
Из певцов интересно проявили себя в 1970-80 гг Клавдия Шульженко, Владимир Трошин, Николай Никитский, Иосиф Кобзон (выпустивший целый ряд дисков «в жанре»), Вадим Мулерман, Геннадий Каменный (продолживший манеру Павла Михайлова — Георгия Виноградова), Лариса Курдюмова, Анна Герман из Польши, Алла Баянова из Румынии. Позже на советском и постсоветском пространстве к ним присоединились такие разноплановые исполнители как Ольга Пирагс, Лайма Вайкуле, Олег Погудин, Ирина Богушевская, Нина Шацкая, Армине Саркисян, Ян Осин, Ника Плотникова, джаз-оркестры Олега Лундстрема (после того, как его возглавил Георгий Гаранян) и Райтиса Ашманиса, оркестр русских народных инструментов «Садко», камерные оркестры Гидона Кремера и Светланы Безродной.
Увы, это не все имена.
